"Одиночество Вадима Викторовича в мире звуков, потерявшего слух"

Посвящается тем, кто по разным причинам потерял слух.

Александр Гордеев

   Нелли Семёновна считалась довольно тонким искусствоведом. Однажды редакция одного модного, гламурного журнала попросила её написать обзорную статью о картинах некоего нового художника. Нелли Семёновна отправилась на выставку и была просто потрясена увиденным. Главным образом, там были представлены пейзажи. Но какими выразительными оказались эти полотна! Искусствоведу не пришлось разжигать в себе какой-то специальный запал – статья была написана вдохновенно и за один присест. Нелли Семёновну смущало лишь одно: конечно, прежде чем сдавать материал в редакцию, следовало поговорить с художником. Она приходила несколько раз на выставку, но ни разу не застала его там. Она попросила у администратора номер телефона автора этих замечательных картин, но администратор почему-то деликатно уклонился от её просьбы, чопорно, как ей показалось, заявив, что «поговорить с художником не представляется возможным». Что ж, срок сдачи статьи в журнал был слишком мал, и Нелли Семёновне пришлось отнести статью, так и не увидевшись с автором, который и без того, очень её заинтересовал.

   На другой день редактор журнала позвонил ей и попросил зайти в редакцию.

– Вы написали превосходную статью, – сказал он, поднимаясь ей навстречу, – и мы с удовольствием её опубликуем. Я сам люблю живопись и мне понравилось, что вы заметили то, чего не замечал в его картинах ни один критик. И то, что вы заметили, является, на мой взгляд, очень точным, значительным, но, главное, удивительным.

– Спасибо, – поблагодарила польщённая Нелли Семёновна, – только я не пойму, о чём таком удивительном вы говорите?

– Вы отметили, как ни странно, необыкновенную, если можно так выразиться, слышимость его картин. В одном месте вы отметили, что почти реально слышен шум морского прибоя, изображённого на полотне. А чуть ниже по тексту есть замечания о тихом шелесте листьев, и ещё о целом ряде именно, если можно так выразиться, звуковых деталей.

– Да, мне это кажется так, – подтвердила Нелли Семёновна, – его картины я отчётливо слышу. Именно слышу…

– Вот это-то и удивительно, ведь…, – редактор сделал паузу и вдруг спросил: А с самим Вадимом Викторовичем вы встречались?

– Ну, конечно! – почти испуганно соврала Нелли Семёновна, понимая, что сейчас её уличат в непрофессионализме – как можно написать статью о картинах живого художника, даже не побеседовав с ним. – Но долго мы не беседовали… Так, перекинулись несколькими фразами, – уже совсем нелепо добавила она…

– Эх, Нелли Семёновна, Нелли Семёновна, – улыбнувшись, сказал редактор, – ваша статья так хороша, что я даже не обижаюсь на вас за ваш милый обман.

    Нелли Семёновна почувствовала, что краснеет, как девочка.

– Простите, – тихо произнесла она. – Я соврала… Но как вы догадались?

– Дело в том, что Вадим Викторович давно уже ничего не слышит. Он просто глухой. Вы не могли бы перекинуться с ним несколькими фразами, как вы сказали, даже по телефону…

Нелли Семёновна почувствовала, что ей становится плохо. И даже не столько от того, что она оказалась уличённой в таком глупом обмане, сколько от того факта, что она «слышала» картины, написанные глухим художником. Потребовалось несколько минут, чтобы чувствительная женщина пришла в себя.

– Боже мой, – произнесла она, наконец. – Он глухой… Ну и что? – тут же почти воинственно защищая его, уже, как своего, спросила она. – Какое значение это имеет для нас, зрителей?! Глухие люди всегда казались мне будто находящимися за какой-то стеной, отстранёнными в неком своём одиночестве. Но, Боже мой, как, оказывается, талантливо можно преодолевать и глухоту и, очевидно, любую другую свою физическую ограниченность…

– А знаете, – вдруг сказал редактор. – Я возвращаю вам вашу статью…

Нелли Семёновна взглянул на него с глазами, блеснувшими слезой.

– Вы обязательно должны добавить в неё то, что сказали сейчас! – решительно заключил редактор.